— Ага, так я и поверил.
Олег взмахнул правой рукой, разгоняя по ней кровь и мысленно направляя к кисти всю свою силу, схватил водяную соблазнительницу за плечо. Та вскрикнула, отскочила. Человеческая рука была слишком горячей для обитательницы омутов. Не опасной — но неприятно обжигающей. Навки же и без того всегда слишком вялые. Середин толкнул их плечом, поймал обеими руками антиквара за запястье, рванул к себе, потащил к двери.
— Он наш! Отдай! — пробежалась следом мавка, но напасть все же не решилась. Видать, помнила прикосновение заговоренной соли к лицу. — Отдай!
— Я н-н-н-н-не звал… — прервав вой, выдохнул Вячеслав Григорьевич.
— Потом.
Середин проволок его через темный холл, втолкнул к себе. Мачо взвыл и попытался выскочить обратно: в комнатенке, возле изголовья, колыхались призраки — все три потусторонние голышки. Однако ведун оказался сильнее антиквара, он просто зашвырнул того внутрь и захлопнул за собой дверь:
— Навки материальны, сквозь стену не пройдут.
— А-а-а… — дрожащим перстом указал мачо на призраков.
— А эти, в принципе, безобидны. К тому же, от них хоть какой-то свет имеется. Отворотись.
Между тем призраки повернулись к ним и решительно двинулись на сближение. Олег вдохнул, выдохнул, провел рукой линию поперек их движения и мысленно поставил там большущее зеркало, отражающее невесомые создания. Не ахти какая защита, но все же. Силы в эфемерных порождениях умирающей души все равно на копейку, пару минут стена их удержит. Ведун заскочил в ванную, выключил воду, сунул невольнице тренировочный костюм:
— Одевайся!
Антиквар снова завыл. Олег выглянул: из туалета одна за другой выбирались навки.
— Проклятье!
Ведун вытащил полуодетую Урсулу, толкнул к постели, прихватил со стула свой пояс, отволок мачо за собой, торопливо расстегнул сумку, зачерпнул перца с табаком и побежал по кругу, оставляя тонкую линию и наговаривая:
— Пойду в чистое поле, поклонюсь на четыре стороны, поцелую мать Триглаву, призову, поклонюсь Хорсу великому, назову имя прародителя. Ты, Сварог, всего сущего созидатель, поставь округ меня тын железный, забор булатный, от востока и до запада, от севера и до моря, оттоле и до небес; огради меня со товарищи от колдуна и от колдуницы, от ведуна и от ведуницы, от чернеца и от черницы, от вдовы и от вдовицы, от черного, от белого, от русого, от двоезубого и от троезубого, от одноглазого и от красноглазого, от косого, от слепого, от всякого моего ворога и супостата по всякий час; по утру рано, по вечеру поздно, отныне и до века. Аминь! — Он откинулся к постели и перевел дух: через заговоренную булатным словом, Свароговым именем преграду нежити ни за что не перешагнуть, пока смертный ее не разрушит.
Навки уткнулись в линию, побрели вокруг. Призраки стояли на одном месте, и водяная нежить то и дело проникала сквозь нежить эфемерную.
— И что т-теперь? — обняв колени, спросил антиквар. — Что?
— Спать, — повел плечом ведун. — Утро вечера мудренее. Призраков на свету никто не видит и поэтому не боится, навки без воды долго протянуть не могут. Сохнут, вянут, чахнут, пропадают навсегда. Солнце открытое тоже недолюбливают. Разве на отмели порезвятся, откуда сбежать быстро можно.
— Отдай! Он наш… — растопырив пальцы, вытянула руки к запретной черте мавка. — Звал. Звал!
— Да ты что? — ухмыльнулся Середин. — А, Вячеслав Григорьевич, что скажешь? Заманивал красавиц, соблазнял, назначал свидание?
— Не-е-ет! — испуганно вскрикнул мачо.
— А ты подумай, — ласково посоветовал ведун. — Может, ляпнул чего не подумавши на берегу? Пожелал чего? Вдруг познакомился с кем-то у воды? Вон та душегубка — глянь, какая красавица. Прям так и хочется в уста сахарные губами впиться.
— Ничего я не говорил! — опять нервно дернулся мужчина. — Ни с кем не знакомился. Я рыбу ловил. Это дело тишины и покоя требует.
— Ох, тяжело с вами. Нежить, она ведь тоже врать не станет. Глупа она слишком для этого. Ладно, давайте укладываться.
— Я его имя знаю, — мрачно сообщила мавка. — На след порчу наведу.
— Я не говорил! — поспешил оправдаться Вячеслав Григорьевич.
По дому прокатился истошный вопль ужаса. Середин подпрыгнул, схватился за саблю и замер, буквально в миллиметре остановившись перед заговоренной чертой.
— Елетрическая сила! И выходить нельзя и бросить тоже.
Женщина опять закричала, но уже не так искренне.
— На Гариту похоже, — шепотом сообщил мачо.
— Больше и некому, — ответил Середин. — У Зины и Лины голоса тоненькие. Остаются молодожены…
Женщина тихонько заскулила. Но пойти, узнать, в чем дело — значило разрушить защиту и отдать антиквара и девушку в лапы навок. Какой из него спаситель, если вместо помощи он своих останется отбивать?
— Вроде, обошлось? — с надеждой предположил Олег. — Не кричит, на помощь не зовет. Испугалась, наверное, просто. Похоже, и на их долю нежить какая-то досталась.
— Ты слышишь? — толкнул его локтем в бок Вячеслав Григорьевич. — Слышишь?
И вправду, к тихим всхлипываниям за стеной добавился размеренный голос:
— Отдай монету. Дай монету. Дай монету. Отдай монету…
— Тебя мама в детстве учила, как от ночных страшилищ прятаться? — негромко поинтересовался Середин.
— Это как?
— Одеялом с головой укрыться и плюнуть на все, что снаружи происходит, — посоветовал Олег. — Разрешаю не раздеваться. Давайте спать.
Как ни странно, антиквар заснул. Во всяком случае, ночью он стонал, брыкался и тихонько потявкивал. Лица, страдающие бессонницей, так себя обычно не ведут. А вот Олег смог сомкнуть глаза всего на несколько минут. Сперва он никак не мог избавиться от вкрадчивого голоса, требующего монету. Вдобавок время от времени мавка начинала канючить у него свою добычу. И голос у нее оказался противный, въедливый, до самого мозжечка пробивал. Потом нежити пропали — и принялась кричать Гарита. Или, точнее, кто-то орал похожим на ее голосом. У Олега возникло подозрение, что это навки пытаются заставить его переступить черту. Ведун все же провалился в сон — и почти сразу чуть не над самым ухом завопили: