Возвращение - Страница 8

— Но причем тут… Ты, что ли, ее одевать собираешься?

— Ты же сама сказала, что она тебя устраивает. Вот я ее и оставляю.

— Ничего не понимаю… — прикусила губу женщина. — Ты можешь мне внятно объяснить, что происходит?

— Она будет жить с нами.

— В качестве кого?

— Мама, не вдавайся ты в эти дебри, — небрежно отмахнувшись, предложил ведун. — Ты же знаешь нынешнюю молодежь. У нее свои странные игры, отношения, новые нравы.

— Это ты про кого?

— Про нас с Урсулой. Коли боги захотят, что-нибудь и получится. Главное, чтобы она тебе понравилась.

— Ладно, Бог с вами, — сломалась женщина. — Она и вправду хорошая девочка.

— Тогда пиши.

— Почему я? Ты у нее самой спроси, чего она предпочитает.

— Кого спросить? Забыла, как ты ее напоила? Она, дурочка, еще и завтра целый день похмельем маяться будет.

— Я-а напоила?! А кто ей тут подливал?

— Какая разница, кто? Главное, что спрашивать некого и незачем. Пиши, мама, пиши. И, если можешь, добавляй, сколько это стоить будет.

— Ладно.

Матушка приступила к работе, а ведун облегченно перевел дух: слава Сварогу, с пребыванием Урсулы у них дома проблем не будет. По крайней мере, первое время. Но радость его длилась недолго — до тех пор, пока женщина, пробежавшись пером по списку, не подвела снизу жирную черту:

— Вот, пожалуй, первое время этим можно обойтись. Если без верхней одежды, то тысяч в десять уложится.

— Сколько?! — выхватил у нее бумажку Олег. — Откуда столько? Ничего себе… Зачем ей столько трусов?

— Женщины, в отличие от тебя, охламона, каждый вечер моются и потом чистое белье надевают.

— Японский городовой! Фланелевый костюм, халат…

— Ей нужно в чем-то дома ходить?

— Джинсы, три юбки, столько же колготок…

— В джинсах делами заниматься, юбки — чтобы выходить. Не одну же ей все время таскать? А колготки вообще чуть не каждый день рвутся.

— Пять блузок…

— Какие-то в стирке будут, какие-то для смены. Красивые, повседневные. Разные.

— Спасибо, хоть туфли одни.

— И кроссовки.

— Японский городовой!

— А этого в списке не было.

— И без него неплохо… Даже если половину выкинуть — и то не меньше ста долларов получается.

— Чего ты так беспокоишься? Наверняка, у нее и из своей одежды что-то было.

— Было, да сплыло.

— Это как?

— Ну, утонуло.

— Где, когда?

— Нигде. Это я образно выразился. — Ведун спохватился, что сболтнул лишнее.

— Что, так серьезно? Ну, хочешь, я тебе тысячу рублей одолжу? Больше до пенсии не получится.

— Не нужно, мама, — отмахнулся Олег. — Я чего-нибудь придумаю. Не держать же ее взаперти, в самом деле? Что-нибудь соображу. Спокойной ночи, мама. Спасибо тебе за все.

— Ох, сынок… — Женщина жестом подозвала его к себе, обняла, прижала голову к груди. — Чудо ты мое… Ладно, беги к своей красавице. Как-нибудь разберемся.

Урсула, замотавшаяся во сне в покрывало — как сосиска в тесте, — вытянулась вдоль стены. Середин посмотрел на ее розовые пятки, на уткнувшиеся в стенку, неровно подрезанные ноготки, вздохнул, подобрал со стула ремень и открыл сумку. Денег в документах осталась какая-то мелочь. Плюс — доисторические монетки, что так и болтались на самом дне, под хрустальными подвесками от люстры.

Олег выложил стекляшки на стол, осмотрел, потом наклонился и вытащил из-под стола фанерный ящик со всяким хозяйственным мусором, который держал на всякий случай. Обрезок капроновой веревки для белья лежал сверху. Середин аккуратно разделил его на пять волокон толщиной миллиметра в два, протиснул одну из получившихся нитей в отверстие на «капельке», сложил вдвое, затянул узел у самого грузила, потом — на локоть выше, и еще один — выше примерно на полторы ладони. Отрезал лишнее, просунул руку в петлю, взмахнул получившимся оружием. Вид у кистеня вышел донельзя праздничный, но ощущение он оставлял точно такое же, как и потерянный серебряный. А тем, серебряным ведуну доводилось кирасы рыцарские до ребер проминать.

— Интересно, расколется, коли в железный лист ударить или выдержит?

Проверить было не на чем, а потому оружие Олег отправил в сумку, оставив снаружи только верхний узелок — чтобы выдернуть можно было одним движением. Опять поворошил пальцем старые потертые монеты.

«А ведь это все же деньги… — неожиданно пришло ему в голову. — В кассе ими не расплатиться, но вот нумизматы… Нумизматы могут и купить. Вот оно! А я мучаюсь. Продам — глядишь, Урсуле на тряпье хватит. Нафиг они мне в этом времени?»

* * *

Первую половину вторника Середин потратил на выгибание кронштейнов — к обеду от кучи заготовок осталось всего полсотни штук. Бросив кузню открытой, Олег переоделся, оседлал мотоцикл и помчался в центр, к любимым туристами проулкам с якобы старинной мостовой, украшенным фонтанами и новомодными памятниками, с домами восемнадцатого века и множеством магазинчиков, торгующих тем, что не нужно никому из нормальных горожан: сувенирами, картинами, буклетами и всякого рода старьем.

— Ах, простите, древностями, — поправился ведун, протискиваясь к тротуару между сверкающим аэрографией «Мерседесом» и допотопной «Победой», что стоила на сегодня примерно в три раза дороже «немца». — Извините, ребята, я ненадолго.

Пройдя метров триста вглубь пешеходной зоны, Середин толкнул украшенную четырьмя окошками, тяжелую железную дверь, плохо замаскированную под мореный дуб, спустился по ступеням в прохладный подвальчик небольшого, в три комнаты, антикварного магазина и медленно двинулся вдоль прилавков, разглядывая медальончики, янтарные четки, рубиновые кулоны, яхонтовые браслеты и прочие безделушки.